Владимир Зуев
Министр обороны РФ генерал армии Сергей Шойгу вручает генералу армии Виктору Ермакову медаль «В память 25-летия окончания боевых действий в Афганистане». Фото с сайта www.mil.ru
В рамках года 30-летия вывода Ограниченного контингента советских войск (ОКСВ) из Республики Афганистан в марте в Музее Победы на Поклонной горе в Москве состоялась премьера часового документального фильма «Родина». Лента – не привычная кинохроника с закадровым диктором, а своеобразное послание третьего командующего 40-й армией (она составляла костяк ОКСВ), ныне генерала армии Виктора Федоровича Ермакова. Или, можно сказать, киноочерк, фильм-эссе (монолог лишь считаные разы пресекается небольшими вставками фото- и видеорядов с сопровождающим их голосовым комментарием).
«Такой нестандартный жанр был выбран неслучайно, – пояснил «НВО» режиссер новинки Андрей Купарев. – Генерал и в былые годы крайне неохотно давал интервью, и в этот раз его пришлось долго уговаривать. Он все спрашивал: «А зачем, а кому это нужно? Ведь все уже более или менее известно». Весомым аргументом в пользу согласия послужило лишь то, что его поистине уникальный рассказ с эпизодами о неординарной судьбе военного человека, посвятившего всю свою жизнь служению Родине, а также нашедшего счастье в семейной жизни (на сегодняшний день – 61-й год в одном браке), воспитавшего двух замечательных сыновей, которые тоже носят офицерские погоны (оба – полковники), нужен для молодежи, для определенного воздействия на новые поколения. Причем не только в плане военно-патриотического воспитания, но и в смысле «делать жизнь с кого». Потому что Виктор Федорович Ермаков – это целая эпоха, и общение с ним – даже через экран – однозначно захватывает!..»
Посмотревшие фильм авторы «НВО» всецело согласны с таким взглядом кинодокументалиста. То, что рассказал ныне 83-летний военачальник, некогда командовавший и Центральной группой войск (ЦГВ, Чехословакия), а после бывший главным кадровиком советских Вооруженных сил, возглавляющий сегодня Совет ветеранов Российской армии, и впрямь звучит с экрана как откровение. «Вспомню Афганистан – аж сердце кровью обливается…» – говорит бывший командующий многих тысяч воинов-интернационалистов, «афганцев».
«ПРОСТО КОМАНДУЮЩИЙ АРМИЕЙ»
В Афганистан на тот момент генерал-лейтенанта Виктора Ермакова «дернули» с должности командующего 14-й общевойсковой гвардейской армии, штаб которой находился в Кишиневе. Вызвали аккурат в День Победы – 9 мая 1982 года. Шел третий год продолжившейся потом еще семь лет Афганской войны. Прибыв в Москву на собеседование накануне, ровно в 12.00 упомянутого праздничного дня, генерал шагнул в кабинет министра обороны СССР Маршала Советского Союза Дмитрия Федоровича Устинова. Вроде бы рядовая встреча эта (мало ли министр принимал командармов!) сама по себе колоритна. После доклада хозяин кабинета кивнул на стул у приставного столика:
– Садись, сынок.
Устинову было на тот день 73, и 46-летний генерал и впрямь годился ему в сыновья (тем более что у маршала были сын и дочь примерно одного возраста с Ермаковым), но все же подобное обращение уже к многоопытному командарму (а до 14-й гвардейской Ермаков полтора года командовал развернутой танковой дивизией в ЦГВ, а после столько же времени там же – куда более крупным, чем вверенная ему армия, 28-м армейским корпусом) явно выходило за рамки даже не предусмотренных уставом обращений. И Ермакова царапнуло: «Я думаю: ну ни фига себе, чего-то я «сынком» стал?! Значит, наверно, не подхожу. Я сел. «Ну, с чего начнешь в (воюющей. – В.З., И.П.) армии?» Я понял, что в должности остался».
Министр одобрил все его «начала» на новом месте, а затем неожиданно спросил: «Так, какое сегодня число?». «9 мая, товарищ министр обороны», – в крайнем недоумении ответил визави. – «А время?» Тот глянул на наручные часы: «12 часов 20 минут». – «Так вот так, запомни, – Устинов нажал кнопку вызова, и, когда вошли его помощник в звании генерал-полковника и порученец, продолжил, обращаясь к ним: – Каждый месяц 9-го числа в 12 часов 20 минут, где б я ни был, мне должен докладывать командующий 40-й армией Ермаков. Вам понятно?» – «Так точно». – «Тогда все. А сейчас давай к начальнику Генерального штаба, он тебя ждет».
О возглавлявшем Генштаб Маршале Советского Союза Николае Васильевиче Огаркове Ермаков отзывается в фильме так: «Это был человек-интеллектуал. Это был, будем так говорить, образец культуры военачальника. Он никогда не шумел, никогда не позволял себе обидеть человека. Он был строгим, но говорил спокойным голосом… Он был единственным человеком в Министерстве обороны, который выступал против ввода наших войск в Афганистан».
Встреча была еще короче, чем с главой военного ведомства. Огарков поинтересовался, внимательно глядя в лицо вновь назначенному: «Ну как, с удовольствием едешь в Афганистан?»
Ермаков: «Я говорю: «Товарищ маршал, с огромным удовольствием! Армия есть армия, надо себя и в бою проверить». «Береги людей!» – он мне таким металлическим голосом. Я говорю: «Понял». – «Береги людей!» – «Понял!» – «Так, машина внизу, самолет на аэродроме». Единственное, что я попросил в приемной: «Разрешите позвонить домой в Кишинев, что я прошел собеседование?» Мне сразу порученец набрал квартиру, жена была после операции. Сказал ей: «Машенька, я прошел собеседование, сейчас вылетаю в Кабул».
Пока летел (на пару с сопровождающим майором), командиру воздушного судна поступила команда посадить самолет в Ташкенте на военном аэродроме Тузель. Эту воздушную гавань знают едва ли не все офицеры и прапорщики с солдатами, а также вольнонаемные, кто служил в ОКСВ, – именно отсюда они попадали «за речку». Инициативу подзадержать нового командарма «Сороковой» проявил командующий Туркестанским военным округом, который переговорил с министром обороны и убедил того, что вновь назначенному будет весьма полезно начать входить в курс дела именно в штабе округа. Требовалось хотя бы в общих чертах понять, как осуществляется материально-техническое обеспечение советской группировки, представить себе систему подготовки к боевым действиям, организацию взаимодействия с афганской армией...
Через два дня Ермаков вылетел в Кабул. Когда зашли на посадку, командир доложил, что посадить самолет из-за сильного ветра весьма проблематично: сносит, и потому надо уходить на запасной аэродром – Джелалабад, что в 120 км на восток. А видно, что внизу уже люди ждут. И новоиспеченный командарм-40 приказывает пилоту: «Никакого Джелалабада, только основной аэродром Кабул! Теперь слушай меня. Раз сносит – правым колесом по обрезу полосы! Сразу включаешь реверс, и пока нас будет сносить, мы уже остановимся».
Точно так и сели. Командир выходит, козыряет: «Посадка совершена… Вы летчик?!» – «Нет, я просто командующий армией».
«Просто командующий армией» даже не подумал в те минуты о неких плохих приметах, что бытовали у суеверных авиаторов. Им владело лишь убеждение, что он должен сесть в Кабуле – и все: «Хоть с парашютом прыгай, но я должен сесть в Кабуле!»
|
|
Столовая в одной из советских воинских частей, дислоцированных в Афганистане. Фото © РИА Новости |
Ермаков командовал 40-й афганской по ноябрь 1983 года (но и потом, став замкомандующего ТуркВО, практически не вылезал «из-за речки», возглавляя там опергруппу, применяя и передавая накопленный за полтора года боев немалый практический опыт ведения боевых действий). Возможно, эти полтора года были самыми трудными за десятилетку той войны, когда выявилась очевидная слабая готовность советских войск к войне в условиях горно-пустынной местности. Бичом были многочисленные недостатки не апробированных в таких условиях систем вооружения, страдало дело всестороннего обеспечения войск. Рассказчик, впрочем, нисколько не выпячивает свою роль в закладку многих необходимых вещей, которые потом достались от него «по наследству» другим еще четырем командующим, которые командовали объединением после него, вплоть до выводившего войска в Союз Бориса Всеволодовича Громова.
Он неуклонно следовал напутствию Маршала Советского Союза Огаркова и сам назидал командирам всех степеней: «Самое главное для вас – это вернуть сына маме. Мы афганцам помогать пришли, но не воевать за их революцию». Тем не менее безвозвратные потери в этот период был значительными: по официальным данным, в 1982 году – около 2 тыс. человек, в 1983-м – почти 1450. Генерал армии Ермаков в фильме объясняет это тем, что уже через два-три дня после составления и утверждения плана боевых действий «все душманы знают, где мы будем воевать»: «Потому что слишком много было агентуры у них везде: в афганском Генеральном штабе, в правительственных учреждениях…» Исходя из понимания этого, подход во взаимодействии с афганскими военными изменили: «Один план вот такой, совместный, а другой – наш, его никто не знает. Этот утверждается, и тот утверждается». Когда те удивлялись: а почему не там проводится операция, которую вместе запланировали, отвечали: мол, обстановка изменилась, пришлось на ходу перестраивать план… «И мы смогли в какой-то мере соблюдать тайну – ту, которая нам в армии нужна была».
В фильме рассказчик привел характерный пример, связанный с именем известного в 1990-е годы по войне на Кавказе командира 4-го армейского корпуса генерал-лейтенанта Льва Яковлевича Рохлина. В 1982-м, подполковник, он командовал 860-м отдельным мотострелковым полком (мсп), дислоцированным в Файзабаде (326 км на северо-восток от Кабула).
«Он неплохо командовал полком, – пару раз кряду подчеркивает Ермаков. – Он и обустроил его, и умело руководил боевыми действиями, что показала и его война в Чечне, на которой он был самый эффективный командир-генерал… Обычно мы воевали вместе с афганцами. Нашему полку или батальону, которые выходили на боевые действия, придавалась афганская рота или больше, или царандой – это их МВД. И с их стороны было много предательств. И вот Рохлин доложил мне план реализации разведывательных данных по обнаружению крупной банды, который я утвердил. Он провел хорошую подготовку. Но когда он двинулся в ущелье, приданная ему афганская рота перешла на сторону душманов. И она же с душманами уничтожала рохлинское подразделение. Он потерял в том бою – об этом страшно сказать и сейчас – 26 человек. Было сожжено два танка, три БМП. Да, он все равно вышел из боя, все равно добился успеха, но потери какие… Пришлось посылать ему на помощь и боевые вертолеты, и истребительно-бомбардировочную авиацию…»
Эта история имела любопытные последствия. По действующим тогда предписаниям, к руководителю операции, допустившему столь массовые потери (ведь целый взвод погиб!), надлежало применить строгие меры. И Ермаков снял подполковника Рохлина с должности, назначив тем же приказом заместителем командира 191-го отдельного мсп, что стоял в городе Газни (130 км на юго-запад от афганской столицы). На что полномочий не имел: «Я как командующий имел право отстранить от должности и донести министру обороны» – на его усмотрение. Но практика была такова, что столь значительно оплошавших командиров судили. Это, по словам Ермакова, грозило и комполка Рохлину. «А хороший был командир полка, просто хороший! – еще раз подчеркивает с экрана генерал армии. – И вся его последующая жизнь показала, что он исключительно порядочный человек был... Кто только ко мне не приезжал: и прокуроры, и следователи, и служба войск, и представители Главного штаба Сухопутных войск… «Вы не имели права!» Да, я не имел права… Через полгода приказом министра обороны он был назначен командиром 191-го полка… То есть человек доказал, что в том трагическом случае он не виноват… Война ведь такая сволочь-штука, что никогда не течет так и не проходит так, как ты запланировал. Всегда что-то надо менять, вносить коррективы, поправлять, добавлять, что-то изменять…»
Но все же нередки были потери и по причине именно слабой подготовки самих командиров полков. Чем уж там думало командование в Союзе, Ермаков в своей исповеди не говорит, но отмечает, что на замену присылали и тех, кто командовал полком скадрованной дивизии: «У него в полку 100 человек, он их в глаза не видел. А тут ему дали 1,5 тыс. в мотострелковом полку, а то и 2,5 тыс. Он как увидел этот полк – и испугался его! И некоторые командиры терялись, некоторые из-за низкого управления приносили большие потери… Ну и пришлось трех командиров полков отдать под суд – за трусость и неумение руководить в бою». Их отправили в Советский Союз и там осудили. И каково же было удивление Виктора Федоровича, когда 23 февраля 2018 года ему позвонил из Воронежа один из этих осужденных полковых командиров и поздравил с Днем защитника Отечества. «Я ему говорю: «Слушай, ты должен меня ненавидеть!» – «Не-е, я вам благодарен, что вы из меня сделали человека. Вы мне показали, где я неспособен, в чем я неспособен, и вы спасли меня от несчастного случая в бою, который мог произойти…»
Сам командующий, организуя крупные операции в горах, в частности в районах Панджшерского ущелья, в провинциях Кандагар и Гельменд, нередко использовал нестандартные подходы при ведении боевых действий и благодаря этому добивался впечатляющих успехов. Только за время Кандагарской и Гельмендской операций душманы потеряли около 5 тыс. человек убитыми, было захвачено огромное количество различного рода трофеев. Моджахеды оценили его голову в 1,5 млн афгани (около 30 тыс. долл. по тогдашнему курсу). «С тех пор личную охрану пришлось усилить, – говорится в фильме. – Машину (командующего. – В.З., И.П.) обвесили бронежилетами, а автомобильные номера меняли по несколько раз в день. И Бог хранил командующего… или Бог, или принятые меры, или все вместе взятое…»
|
|
К 30-летию вывода советских войск из Афганистана в Государственном Кремлевском дворце состоялся концерт. Фото агентства «Москва» |
Больше же всего в документальном фильме «Родина» впечатляет рассказанная Виктором Федоровичем история про хлеб, который ели в дивизиях и полках ОКСВ. Этот хлеб «дал» солдатам и офицерам он, генерал Ермаков.
Где-то на пятом месяце командования группировкой командарм как-то инспектировал 103-ю воздушно-десантную дивизию, а конкретно – действия ее заместителя подполковника Павла Сергеевича Грачева (будущего министра обороны РФ, генерала армии, Героя Советского Союза). Последний с одним усиленным батальоном наступал правее Панджшера (река на северо-востоке ДРА), и Ермаков прилетел, дабы выяснить на месте, не требуется ли какой-либо помощи для наиболее успешного осуществления боевого выхода. И вот все обмозговали, генерал стал напутствовать участников рейда. «Жму руку командиру отделения связи. Он говорит: «Товарищ командующий, разрешите обратиться?» – «Да, слушаю». – «Нам бы хлеба нормального поесть». Вы представляете, что такое командующий услышал, что солдат хлеба не ест?! Я – Грачеву: «Паша, в чем дело? – «Да, у нас не получается черный хлеб»… У нас действительно в Афганистане черный хлеб выпечь не получалось. Я сам его не мог есть: корочку отломишь – и больше в рот не лезет. Его испекут – и через два часа им можно душмана убить, настолько он затвердевал». Командующий пообещал десантникам разобраться.
По возвращении в штаб армии обескураженный командарм вызвал начальника тыла объединения, генерала, и приказал в течение суток представить ему «анализ муки и нормальные рецепты хлеба». И вскоре уже знал, что мука, которая имеет менее 16% клейковины, плохо всходит при закваске, и выпеченный из нее хлеб быстро обращается в камень. «Приносит мне результаты обследования: в муке для черного хлеба 12% клейковины. Свиньям дают больше! «Откуда ж такая?» – спрашиваю. «А пришла из Советского Союза, там освежение запасов: куда, мол, эту муку девать? – А давай в Афганистан, там съедят». Нет, говорю, давай-ка теперь будем думать, как нам съедобный хлеб печь. А в белой муке было 32% клейковины, и хлеб был у нас просто объедение. Черный же хлеб пекся так: 20% – мука для белого хлеба, 80% – для черного. Я говорю: «Напеки мне хлеб по отдельности: 30–70, 40–60, 50–50… ну, 50 на 50 – это уже почти как белый»... И я принимаю решение: мы будем кушать в Афганистане один хлеб! А мне начальник тыла говорит: «Товарищ генерал, это не положено, это нарушение норм довольствия». Я отвечаю: «Ну что ж, если солдат, может, у меня перед смертью попросил хлеба поесть, я с ним в бою нахожусь – и я ему хлеба не дам?! Да на… я такой командующий кому нужен! Солдат воюет, жертвует жизнью, а я ему хлеб не сделаю?! Да пошли они все!..» Ну вы поняли, куда я послал», – откровенно говорит с экрана герой фильма.
«И 40 на 60 получился нормальный хлеб. Вкусный, съедобный! Такой хлеб, что распорядился командующий повысить суточную норму с 900 граммов до килограмма, – вроде бы подводит черту разрешившейся ситуации закадровый комментатор на фоне соответствующих документальных кадров. – И все бы ничего. Но противником этого решения вдруг стал начальник тыла армии, который должен был для командующего приказ подготовить, а командующий – его утвердить. «Ах, не будешь? – спросил командующий. – Зачем же ты мне такой здесь нужен?! Даю два часа на размышление. Не согласен – полетишь вон отсюда!» Времени на споры у начальника тыла не оставалось, а потому приказ он все-таки подписал. «Вот и правильно!» – отреагировал командующий, когда ставил свою визу в левом верхнем углу. И уже через три дня все ели нормальный хлеб… Вот только история с хлебом на этом не закончилась. Кульминация была впереди».
В 40-ю воюющую приехал начальник Центрального продовольственного управления Вооруженных сил СССР. «Это замечательнейший человек был! – утверждает генерал армии Ермаков, тем не менее уклонившись назвать его имя: чтобы родственники не подумали… – Он в звании полковника был начальником продовольственной службы 1-го Белорусского фронта у (маршала. – В.З., И.П.) Жукова, а у Жукова дураки не служили. Ну, прилетает он, открывает дверь ногой: «Генерал, что ты тут творишь?!» Мне это что-то сразу не понравилось. Ну, скажи там, Виктор Федорович, ну сядь, поговори… Я говорю: «Знаете что, товарищ генерал-полковник, больше я вас на «вы» не называю, и если вы не прекратите хамское обращение со мной, вас просто сейчас выбросят из моего кабинета!» Нажимаю кнопочку – входит мой адъютант Володя Степанченко. Двухметрового роста, у него кулаки больше моей головы были. А тот меня матом. Я говорю: «Так, дорогой товарищ, в 40-й армии так себя начальники не ведут! Она воюет! А ты – участник Великой Отечественной войны». Степанченко к нему подходит и говорит: «Товарищ генерал-полковник, вы сами выйдете или мне вас вынести?»
На том и расстались. Главный армейский продовольственник улетел в Москву. Дня через четыре оттуда звонок. На проводе замминистра обороны – начальник Тыла Вооруженных сил Маршал Советского Союза Семен Константинович Куркоткин. «Ты меня встретишь?» – спрашивает. «Товарищ маршал, а как же иначе?!» Едет разбираться – понятно, с чем и с кем. Ермаков сильно переживал: все-таки маршал, замминистра!.. К тому же во время войны подполковник Куркоткин командовал на 1-м Белорусском фронте 13-й танковой бригадой, преобразованной после войны в 13-й танковый полк, которым в первой половине 1970-х командовал подполковник Ермаков. «Куркоткин был моим кумиром!» – восклицает в фильме генерал армии. Приняли маршала как полагается. Командарм приказал положить и хлеб, который в ОКСВ никто не ел. Обеденное застолье вызвался вести 1-й замначТыла и его постоянный представитель в Оперативной группе Центрального аппарата ВС в Афганистане генерал-полковник Георгий Тарасович Тарасов. При его посредничестве выпили за то, что впервые на земле Афганистана встретились два командира 13-й танковой бригады. Что Куркоткина, который об этом не знал, очень растрогало.
И вот маршал взял тот самый «убей душмана» хлеб, понюхал его, надкусил, поворачивается к командарму и говорит (далее по кинорассказу Ермакова): «Комбриг… – не Виктор Федорович, не командующий… Комбриг… – ну, нельзя эти слова говорить!.. – Что ты за… – здесь в киноленте пропуск звука – мне подсунул?!» – «Это тот хлеб, который вы хотите, чтобы остался в Афганистане». Официанточка в этот момент подносит новый хлеб, он попробовал и говорит: «Так это ж хлеб!» – «А вы хотите его отменить». – «Ну, ты понимаешь, расход увеличился на 100 тыс. каждый день». – «Товарищ маршал, что бы вы сделали с начпродом, если бы при штурме Зееловских высот вам бы ваши танкисты сказали: «Уважаемый товарищ комбриг, нам бы перед боем, может, хоть хлеба нормального поесть». Что б вы сделали с начпродом? Тот: «Я б его… расстрелял!» Я говорю: «А я-то не могу: он ваш подчиненный, сидит напротив меня»… – «Нет, ну ты знаешь, надо отменять приказ!» Я ему: «Товарищ маршал, у вас власти больше чем нужно»… Даже сказал какую ерунду: «Товарищ маршал, у вас власти хоть штанами ешь! Вы отмените мой приказ. Но все будут знать, что приехал Герой Советского Союза, участник Великой Отечественной войны, начальник Тыла Вооруженных сил Советского Союза…» Он ко мне поворачивается: «Сдай назад!» Понял, что я перебор делаю. «Ты не отменишь свой приказ? – «Нет, я еще ни одного своего приказа не отменил! Что это за командир, который пишет приказы и отменяет их?! Приказ пишется один раз. Он пишется продуманно, основательно, для дела. Я не буду отменять его!» – «Не будешь?» – «Не буду».
Вслед рассказчик рубанул рукой, показывая тогдашний жест Маршала Советского Союза Куркоткина, который при этом изрек: «Пускай едят!» «Вот что значит фронтовик, что значит понимающий приехал человек, облеченный сумасшедшей властью в Вооруженных силах! – прокомментировал это решение начТыла генерал армии Ермаков. – И так оно и осталось. И до конца вывода из Афганистана наших войск этот хлеб кушали…»
По словам режиссера этого интереснейшего киноочерка, по требованию представителей Минобороны, которые присутствовали при съемках ленты, из нее пришлось вырезать аж 19 минут рассказа Виктора Федоровича. И автор фильма, и его главный герой пытались отстоять эту часть работы: мол, что за цензура, ведь столько уже времени прошло, давно все все знают... Увы! Как пояснил «НВО», не вдаваясь в подробности, Андрей Купарев, изъятия касались некоторых конкретных боевых операций, об особенностях которых поведал Ермаков. Как объяснили режиссеру минобороновцы, об их деталях не следует говорить потому, что это может иметь определенные политические последствия и через 30 лет после минувших событий. Что это – перестраховка или «реалии жизни», нам, за незнанием того, о чем еще 19 минут рассказывал Виктор Федорович Ермаков, судить не дано. Сам же генерал армии получил от режиссера обе версии фильма «Родина».
Другой вопрос – покажут ли его по ТВ? У Купарева, как показалось «НВО», большие сомнения на этот счет…
комментарии(0)