Юрий Юдин
Три богатыря: Балаганов, Бендер и Паниковский. Кадр из фильма «Золотой теленок». 1968
«Золотой теленок» (1931) отличается от «Двенадцати стульев» (1928) как первая пятилетка в СССР отличалась от нэпа. В «ЗТ» уже не может быть ничего подобного похоронному бюро «Нимфа» или одесской бубличной артели «Московские баранки». Комбинатор Корейко служит теперь в государственном концерне «Геркулес», а комбинатор Бендер в качестве прикрытия основывает квазигосударственную контору «Рога и копыта». Сказочное начало, в «ДС» неочевидное, в «ЗТ» расцветает пышно и откровенно. Это связано как с утопическим характером советской действительности, так и с былинно-сказочным складом сталинской литературы. Дело шло к соцреализму. И хотя он еще не обрел черт цельного метода, Ильф и Петров не могли этого не чувствовать. Более того, своим шедевром они нечаянно задали тон советской словесности целого десятилетия. Тем удивительней, что соавторы испытали трудности с изданием «ЗТ». Переводы его уже вышли в США, Германии и Австрии, пиратское русское издание – в Берлине. А в СССР роман был известен лишь в журнальной публикации 1931 года. В 1933-м с санкции наркома просвещения Бубнова он вышел наконец отдельным изданием. Ходили слухи, что Бубнов исполнял волю не то Горького, не то Сталина.
Эх, дороги
Центральное место в сюжете русской сказки часто занимает дорога. С виду она прямоезжая, но ее может и заколодить. На ней приходится износить три пары железных башмаков и изгрызть три железных хлеба. Напившись из копытца, здесь можно стать козленочком. Хотя по обочинам имеются и другие соблазны: печь, потчующая пирожками, и яблонька, оделяющая яблоками. Вот и прямые сказочно-былинные мотивы «ЗТ» связаны с сельскими проселками. Первое отступление в фольклорную сторону ждет читателей на пути в Черноморск: «Между древним Удоевым, основанным в 794 году, и Черноморском, основанным в 1794 году, лежали тысяча лет и тысяча километров грунтовой и шоссейной дороги.
За эту тысячу лет на магистрали Удоев – Черное море появлялись различные фигуры. Двигались по ней разъездные приказчики с товарами византийских торговых фирм. Навстречу им из гудящего леса выходил Соловей-разбойник, грубый мужчина в каракулевой шапке. Брели по этой дороге завоеватели со своими дружинами, проезжали мужики, с песнями проходили странники.
Жизнь менялась с каждым столетием. Менялась одежда, совершенствовалось оружие, были усмирены картофельные бунты. Люди научились брить бороды. Полетел первый воздушный шар. Были изобретены железные близнецы – пароход и паровоз. Затрубили автомашины.
А дорога осталась такой же, какой она была при Соловье-разбойнике.
Горбатая, покрытая вулканической грязью или засыпанная пылью, ядовитой, словно порошок от клопов, протянулась отечественная дорога мимо деревень, городков, фабрик и колхозов, протянулась тысячеверстной западней. По ее сторонам, в желтеющих, оскверненных травах, валяются скелеты телег и измученные, издыхающие автомобили».
«ЗТ» начинается с оды пешеходу, которого повсюду теснят автомобилисты. Затем нашим вниманием завладевает автопробег (с развернутыми мореходными сравнениями). А по пути из Черноморска героям приходится часть пути одолеть пешком. Яков Лурье-Курдюмов заметил, что в «ЗТ» переосмыслены гоголевские мотивы дороги и птицы-тройки: «Давно уже ехидные люди обратили внимание на то, что внутри этой чудной тройки сидит Павел Иванович Чичиков... Ильф и Петров дали свой вариант гоголевской тройки. Это – автопробег, настоящий, а не тот, который имитировали жулики – пассажиры «Антилопы». Впрочем, Лурье задается вопросом, кто же участвует в этом автопробеге: «Некий Клептунов, профессор Песочников, товарищ Нежинский и писательница Вера Круц... Фамилия Клептунова напоминает греческий глагол клепто (воровать) и известное слово «клептоман». Вера Круц больше всего напоминает Веру Инбер, землячку авторов, к которой и они, и другие коллеги обычно относились не очень серьезно». Фамилия Клептунов напоминает и глагол «клепать» (в переносном значении – возводить напраслину, клеветать). По той же логике профессор Песочников приводит на ум забытый глагол «пропесочить», исторически связанный со сталинскими чистками. Вера-Круц (Веракрус) – укрепленный город в Мексике, который никто не атакует (о нем писал Маяковский). А товарищ Нежинский (происходящий из Нежина) возвращает нас к Гоголю и отсылает к неге, неуместной в контексте автопробега.
В сценах путешествия Остапа в литерном поезде и смычки Восточной магистрали расцветает железнодорожная тема. Затем Остап и Корейко преодолевают пустыню на верблюдах. А в конце романа Бендеру снова приходится путешествовать на поездах в тщетных попытках избыть свою миллионерскую участь. Кончается «ЗТ» сценою пешего перехода границы по льду реки.
Бендер и Воробьянинов, отец Федор, троица Балаганов–Паниковский–Козлевич показаны как люди дороги. Это касается и Корейко – в романной предыстории и в туркестанских эпизодах. Чемоданчик со своим капиталом он держит в вокзальных камерах хранения. По словам Юрия Щеглова, «Корейко все время стоит одной ногой на дороге, ежеминутно готовый сорваться с насиженного места, бежать, сменить личину». Прочие герои статичны или инертны. Спецкорреспонденты из спецвагона ведут себя стереотипно, по заветам «плюшевого пророка», предсказавшего сценарий их путешествия. Инженеры-летуны Брунс и Талмудовский на самом деле любители комфорта и мечутся по стране в его поисках. Нэпман Кислярский успевает тысячу раз пожалеть, что отправился на отдых на Кавказ и в Крым, и мечтает отсидеться в доме предварительного заключения со своей заветной корзинкою.
Остап трижды испытывает зависть: при виде автопробегов Персицкого и Клептунова и при столкновении с бродячим племенем студентов в вагоне (здесь он даже теряет лицо, понимая, что не выдерживает конкуренции с этими молодыми дикарями).
Камень на распутье
Но вернемся к экипажу «Антилопы» – теперь уже на пути из Черноморска, где возникает еще одна знаменательная сцена.
«Три дороги лежали перед антилоповцами: асфальтовая, шоссейная и проселочная. Асфальт еще желтился от солнца, голубоватый пар стоял над шоссе, проселок был совсем темный и терялся в поле сейчас же за столбом. Остап крикнул на ворону, которая очень испугалась, но не улетела, побродил в раздумье на перекрестке и сказал:
– Объявляю конференцию русских богатырей открытой! Налицо имеются: Илья Муромец – Остап Бендер, Добрыня Никитич – Балаганов и Алеша Попович – всеми нами уважаемый Михаил Паниковский.
Козлевич, пользуясь остановкой, заполз под «Антилопу» с французским ключом, а потому в число богатырей включен не был».
В ходе недолгого совещания Остап предрекает, что асфальт приведет их в какой-нибудь «зерновой гигант». Шоссе обещает встречу с «нетактичными колхозниками». Зато проселок сулит гораздо больше: «Вот он – древний сказочный путь, по которому двинется «Антилопа». Здесь русский дух! Здесь Русью пахнет! Здесь еще летает догорающая жар-птица, и людям нашей профессии перепадают золотые перышки. Здесь сидит еще на своих сундуках кулак Кащей, считавший себя бессмертным и теперь с ужасом убедившийся, что ему приходит конец. Но нам с вами, богатыри, от него кое-что перепадет... Адам! Мы едем!»
Важен и камень с надписью: «Владения отставного майора Волк-Лисицкого», который становится для Паниковского надгробным. От этого камня расходятся дороги героев. Здесь скрещены и важнейшие мотивы: оборотничество (европейские верфольфы и вулкодлаки, китайские лисы-оборотни) и предсказание судьбы. В сказке такой камень пророчит смерть героя, женитьбу или утрату коня. И действительно, «Антилопа» терпит крушение невдалеке от места гибели Паниковского. А первый вариант «ЗТ» кончался женитьбой Остапа на Зосе.
Медный всадник и Золотой теленок
Эпизод, где богатырь терпит фиаско в сельской глубинке, есть в былине о Вольге Буславличе. В пути этот Вольга встречается с титаническим пахарем Микулой Селяниновичем. Ни Вольга, ни его дружина не могут поднять сохи Микулы. Кобыла землепашца легко обгоняет коня Вольги и т.д. У незадачливого Вольги есть более древний вариант – богатырь Волх Всеславлевич. Былинное житие его обнаруживает удивительное сходство с похождениями Бендера. Но об этом мы расскажем отдельно, пока же коснемся поединка Остапа и Корейко. Вячеслав Вс. Иванов и Владимир Топоров выдвинули в свое время теорию «основного мифа» восточных славян. Теория эта считается спорной, но в нашем случае прекрасно работает. Очень коротко: жена громовника Перуна изменяет ему со «скотьим богом» Велесом, имеющим змеиные черты. Перун преследует гада; Велес прячется под деревом и под камнем, обращается в человека, коня и корову. Перун сокрушает дерево и крошит камень; битва кончается дождем, приносящим плодородие, и повторяется вечно. Былинный Волх носит черты как Перуна (связь с мотивом грома), так и Велеса (зачат от змея, наделен талантами оборотня, умеет прятаться от врага). Прототипом Волха и Вольги считается князь Олег (умер в 912-м). Вещим его прозвали после византийского похода; слова того же корня – «вещун» и «ведьма». «Повесть временных лет» сообщает, что Олег погиб от укуса змеи и был похоронен в Киеве на горе Щековице. Легенда о пророчестве волхва и черепе коня, из которого выползает змея, – обращенный вариант «основного мифа».
В «ЗТ» также можно обнаружить следы вечного поединка Громовника и Змея. Остапа-громовержца мы можем наблюдать, например, в черноморском газоубежище, где он разражается раскатами «вулканического хохота». Противник Остапа – «скотий бог» Корейко, который именуется Золотым теленком и которому Остап заявляет: «Вы произошли не от обезьяны, как другие люди, вы произошли от коровы». Змеиные черты Корейко обнаруживает в сцене учебной газовой тревоги перед тем, как Остапа ввергают в газоубежище-узилище. Натянув противогаз, подпольный миллионер демонстрирует «потрясающую харю с водолазными очами и резиновым хоботом», причем неотличимую от других подобных харь (мотив многоглавой гидры). Фамилия змея-миллионера восходит к названию мясного деликатеса (позднее к Корейко применяется еще и прозвание Ветчинное рыло). Важна и способность Корейко к перевоплощениям, пусть не столь картинная, как у Остапа.
Семантика библейского Золотого тельца достаточно известна. В европейской культуре Нового времени Золотой телец – знак богатства, алчности и власти денег. При этом осуждается не золото как таковое (традиционная семантика золота многозначна и амбивалентна), но пристрастие к сотворению ложных кумиров. Золотой телец соотносится в романе с Золотым руном и Медным всадником. Напомним финальную сцену после неудачной битвы Остапа с пограничниками: «Разжав руку, Бендер увидел на ладони плоскую медную пуговицу, завиток чьих-то твердых черных волос и чудом сохранившийся в битве орден Золотого руна». Юрий Щеглов полагает, что этот орден – «символическая виньетка» в конце дилогии, посвященной погоне за сокровищами. «Золотое руно – драгоценный объект поиска в мифе об аргонавтах; согласно некоторым толкованиям, оно выражает одновременно идеалистические устремления, «поиск истины и духовной чистоты» и неверный путь к достижению идеала».
Стоит обратить внимание и на драгоценную шубу Бендера. Он «строил ее четыре месяца, строил как дом, изготовлял чертежи, свозил материалы»; в недра ее упрятаны брильянты и «бранзулетки». Комментаторы видят здесь сходство с шинелью Акакия Башмачкина, которого также насильственно раздевают в холодную пору. Мы же напомним одну из версий происхождения образа Золотого руна: в древней Колхиде для промывания породы золотоносных ручьев использовались бараньи шкуры, в которых оседал золотой песок. Не менее важна в этой финальной сцене медная пуговица. В «ЗТ» не раз упомянуты медальный профиль Остапа, его «точеное, словно выбитое на монете лицо» и медная ладонь. В вагоне поезда миллионер Остап поет студентам куплет о Медном всаднике:
У Петра Великого
близких нету никого,
только лошадь и змея –
вот и вся его семья.
Петербургский Медный всадник – воплощение все того же «основного мифа» восточных славян. Всадник-император здесь топчет врага-змея. Точно так же «медный всадник» Остап противостоит «золотому теленку» Корейко.
Дарья Гармоненко 
