Дарья Курдюкова
В «живописных перформансах» – соединение, казалось бы, несоединимых форм и мотивов. Фото автора
Третий этаж здания Московского музея современного искусства на Петровке куратор Оксана Воронина и художница Мария Кулагина превратили в «9 комнат, без конца и начала». Тем не менее у выставки есть маршрут, но не тот, что приводит к какой-нибудь цели, это скорее размышление, эмоционально выстроенное, о том, что такое вообще путь, с сомнениями, взлетами и падениями, повседневной рутиной и поэтическими вспышками.
В начале 2000-х Мария Кулагина, представительница художественной династии, внучка Густава Клуциса, член Московского союза художников, оставила традиционные холст-масло, но не живопись. Экспонируемые теперь работы проще всего назвать объектами, но, кажется, куратору в этом слове не хватает сущностной характеристики. Оксана Воронина определяет их как «живописные рельефы» и «живописные перформансы». Преодолев рамки традиционной живописи, они помнят, что вышли из плоскости: исследование пластического начала живописи – одна из главных кулагинских тем.
В ее «живописных перформансах» цепляет соединение, казалось бы, несоединимых форм и мотивов. Живопись то норовит выплеснуться в рельеф и даже в круглую скульптуру, то продолжается в «пространственной» графике. Так, на «Столе» из живописного фона выступают проволочные контуры предметов и, по кураторскому сравнению, «проволока в пространстве походит на застывшую в воздухе графическую линию».
Формы, часто весьма монументальные, напоминают старинные полиптихи, зато сработаны из будничных материалов (фанера, картон, проволока) и интонированы какой-то порывистостью, взвинченностью. Вот «Танец» как светлая форма жизни, за ним «Крах» как обрушение в душную черно-рыжую пучину. Вот «Тень и отражение» в виде агрессивного рыцаря (ли?), рвущегося в дверь и с пугающей наглядностью материализующегося из плоского фона, – а против него в такую же дверь входит ангел. Оба оказались на фоне «Окна», панорамы от пола до потолка, вмещающей зимний двор, где чистят снег, гуляют с собакой, катаются на саночках, и уже на нас глядят десятки других окон. Присмотреться – окна рельефные, будто живые.
Крохотный «Ловец» с удочкой, созданный для 8-й Московской биеннале современного искусства, под высокими потолками западного крыла Новой Третьяковки венчал колонну, сейчас ее разделили на две, но они по-прежнему заставляют вспомнить какую-нибудь древнеримскую триумфальную колонну Траяна. Вспомнить, чтобы от этого оттолкнуться: вместо демонстрации имперской военной силы кулагинское шествие объединило хрупких пританцовывающих, музицирующих, несущих гигантскую рыбу человечков. «Частный» ритм акцентирован тут сопоставлением с чередой натюрмортов, снова совмещающих живопись с выходом в пространство, а будничную «необязательность» мотивов – с повисшей над ними накренившейся рамкой, пустой.
К нынешней выставке художница сделала «Ангела входящего», «Ангела обнимающего» и впервые обратилась к видео. «Ход времени» – трехканальная видеоинсталляция. По сторонам не останавливаются эскалаторы, в центре – ссутулившийся старик, за спиной качается белый кулек, в такт ему стучит метроном. Разведенных по разным комнатам душеспасительных ангелов, как и вечно низвергающегося в длинной перспективе коридора Икара, можно счесть рэперными точками выставки. Вообще, в «9 комнатах», которые не про какую-нибудь окончательность, а про процесс, где одно вечно приходит на смену другому, слушаешь контрапункты, синкопы – то, что принципиально для визуальной поэтики Кулагиной. С ее чересполосицей жизни, где, например, сбоку от импульсивного, объемного «Реквиема» (одной из немногих работ, инспирированной конкретным произведением – моцартовским «Реквиемом») флешбэками размещены картины 1990-х – с семейным ужином с одной стороны, с поминками – с другой.
Но речь не идет об иллюстрировании конкретных событий. И когда обнимающий ангел напоминает Распятие, это не религиозный символ, а отсылка к культурной традиции, поиск и одновременно попытка дать эмоциональную опору. Как и в самом напоминании выставкой о цикличности жизни, «кругообразности времени и условности конца». Этот ход времени то тягучий, то стремительный, то оглушительный, то едва слышимый. И в видео с белым узелком и метрономом в метро, и в «Пути», огромной работе с рекой, что начинается «потоком» эскизов на полу, продолжается лодкой с беспокойной толпой и завершается панорамой берегов и темных вод с вереницей исчезающих вдали лодок. У Кулагиной печаль, шутка, ощущения в принципе – что-то наклевывающееся за визуальным рядом. Логично, что «ключами» к комнатам куратор оставила стихотворные строчки. Они важны не меньше текстов.
